«Мне снился пыл неистовых измен,И резеда, и локоны, и встречи,
И уст сладчайших горестные речи,
И сумрачных напевов горький плен»
И уст сладчайших горестные речи,
И сумрачных напевов горький плен»
Генрих Гейне, до 1821 г.
В этом месяце вышла, если я правильно посчитал, моя 50-я публикация в журнале «Цветочный клуб». Поскольку посчитать это мне пришло в голову только сейчас, да и то случайно, юбилейным оказалось далеко не самое известное и популярное в наши дни растение. С другой стороны, тем интереснее.
Как это всегда бывает, по обоюдному согласию автора и редакции, подготовленный материал пошел в печать лишь частично. Какие-то из моих литературных изысканий оказались совсем уж не по теме журнала. Собственно, я к этому давно привык, поэтому спокойно пишу про каждое растение не только то, что нужно в данный момент для данного конкретного журнала, но и то, что заинтересовало по ходу работы меня самого. Иногда это удается использовать в других публикациях, чаще же материал терпеливо ждет своего часа.
Короче говоря, кое-что из сентябрьского текста я решил выложить здесь.
В принципе, если бы к этому был интерес у немногочисленных читателей моего журнала, я мог бы попытаться заставить себя выкладывать какие-то аналогичные кусочки ежемесячно, по мере выхода бумажного журнала в свет.
Резеда – цветок необычайно поэтический, несмотря на внешнюю свою неприметность. Само по себе его имя, имеющее почтенное происхождение из древней латыни, ритмично и выразительно, его созвучия и ассоциации богаты и увлекательны. Но определяющим, конечно, является то, что у цветущей резеды неповторимый, тонкий и манящий аромат. Потому, собственно, это растение и называется Reseda odorata – резеда душистая. Роза в поэзии – это и цвет, и форма, и аромат. Резеда – это только аромат. Всего остального просто не существует.
Образ резеды в поэзии интересен, но далеко не прост. Мне, например, так и не удалось до конца разгадать, почему у Анны Ахматовой «водою пахнет резеда». Можно было бы заподозрить в этой строчке парадоксальность образов, но все остальные параллели стихотворения точны и узнаваемы. Например:
«Привольем пахнет дикий мед,
Пыль – солнечным лучом,
Фиалкою – девичий рот,
А золото – ничем».
Есть в этом уникальном ахматовском соположении резеды с водой что-то точное, но трудно выразимое прозаическими словами. Может быть протяжность, тягучесть и текучесть резедового запаха.
Чаще же всего поэты замечают, что запах резеды – это аромат летнего тепла, даже жары, причем жары не ожидаемой – дневной и солнечной, а вечерней и даже ночной. «Летний вечер тихо тает и переходит в ночь, - пишет Тургенев, - в теплом воздухе пахнет резедой и липой». Все вокруг недвижимо, стих ветерок, смолкли птицы, лишь вечерние пряные запахи заполняют собой всё вокруг. Этой гипнотической атмосфере подчинено всё – природа, люди: «На окне, опершись на выпрямленную руку и склонив голову к плечу, сидит девушка – и безмолвно и пристально смотрит на небо, как бы выжидая появления первых звезд».
Духота – вот вершина жаркой недвижимости, когда ни единое дуновение не нарушает густоты ароматов, расплавившихся в плотном воздухе. В «Колыбельной Трескового Мыса» Иосифа Бродского духота царит и всё собой определяет. Это слово проходит через стихотворение рефреном. И пахнет в этой душной ночи «восточного конца Империи» опять же резедою и мятой.
Немного позже Тургенева, но раньше Бродского Иннокентий Анненский очень точно заметил, что резедовый аромат не просто заполняет летнюю ночь, он как бы питает собой мглу, в символическом смысле создает ее. Не движутся люди, не движется воздух, даже звуки не нарушают своим движением покоя жаркой тьмы:
«Так беззвучна, черна и тепла
Резедой напоенная мгла...»
Итак, тепло, жара, пыл образуют один ряд связанных с резедовым ароматом образов; ночь, тьма, мгла – другой. Вместе они с очевидной неизбежностью приводят символически мыслящего человека, поэта к идее любви. Но это может быть любовь, а может быть страсть. А где страсть, там и порок, измена, грех. С этой символикой мы встречаемся в вынесенном в эпиграф стихотворении Гейне из его цикла «Сновидения».
В то же время, окончание дня, угасание всякого движения и звука, конечно, придают резеде еще одно символическое звучание, связанное с завершением, с некой финальностью.
«С последним запахом последней резеды
Осенний тяжкий дым вошел во все сады», – написал в 1912 году Василий Комаровский. Резеда цветет вплоть до октября месяца. Это один из самых поздних цветов русского сада. С ним уходит лето, тепло, расцвет жизни. Сейчас он еще здесь, но его уход неизбежен. Самим своим присутствием на закате лета он не дает забыть о том, что совсем скоро всем вокруг завладеет зима.
Всё заканчивается резедой и в стихотворении Марины Цветаевой «Резеда и роза»:
«Но на заре мы дышим только розой,
Но резедою мы кончаем все!»
Важно понять, что главная символическая особенность резеды и резедового аромата заключается в их расположении точно на грани. По одну сторону этой грани любовь, по другую – порочная страсть; до нее тепло, после нее – духота; перед чертой покой, за ней – конец. И где ты окажешься, зависит уже от тебя, в том числе, от твоего сиюминутного настроения и состояния души. Я думаю, что именно поэтому настолько различна резеда в поэзии Есенина. В какой-то момент он лиричен и светел:
«По меже, на переметке,
Резеда и риза кашки.
И вызванивают в четки
Ивы — кроткие монашки».
В другое время поэт печален и строки его тоскливы:
«Звериных стихов моих грусть
Я кормил резедой и мятой».
Кстати, обратите внимание – в последнем случае точно такое же сочетание запахов, что позднее использовал Бродский: мята и резеда.
За сим позвольте мне обойтись без заключения, а просто поехать на дачу, хотя резеда там в этом году и не цветет.
